- Разговорился! - недовольно бросил Прохор Петрович. - Сейчас вспомнит Чана Рушла.

- Вам жить надо, - продолжал старик, не обращая внимания на замечание бригадира и его недовольное лицо. - А вы пропадете там. Никто не узнает, как вы пропали. Много смелых людей ходили к Дурному месту. Ни одного больше не видели. Ни живым, ни мертвым.

- Не думай, что своими разговорами ты нас удержишь, - остановил его Прохор Петрович. - Все равно мы пойдем. Надо будет - пойдем к Дикому Берегу или, как ты его называешь, к Дурному месту.

Молчаливо слушавший спорящих Федя порывисто поднялся, схватил рюкзак.

- Куда ты? - Яша вскочил на ноги и загородил выход из куваксы. - Чай пить надо.

- Чаем угощают друзей, - сухо ответил Федя. - А какая может быть у меня дружба с человеком, который не хочет помочь людям в беде?

- Постой! - Яша не двинулся с места и даже широко развел руки, удерживая гостя. - Каллуст не хочет идти. Я пойду с вами. Только не обижайся. Я долго не могу ходить. Нельзя оставлять стадо… Ты понял меня?

- Понял, - ответил Федя.

- И выпьешь со мной чаю?

- С тобой?.. - Федя посмотрел в открытое, мужественное лицо молодого пастуха и не смог отказать ему. - С тобой выпью.

- Садись! - Яша почти вырвал у него из рук рюкзак.

- Только недолго, - спохватился Федя. - И так мы потеряли столько времени…

- Время! - усмехнулся Прохор Петрович. - Ни один саам не выйдет в дорогу, пока не напьется чаю досыта.

- Верно! - подхватил Яша, снимая обеими руками висящий над потрескивавшим костром круглый полуведерный чайник.

- Я тоже саам, - улыбнулся Прохор Петрович. - Я тоже не могу выйти в дорогу, если не налью себя чаем по самую макушку.

- Очень хорошо сказал! - весело поддержал его Яша. - Очень хорошо! По самую макушку. Меньше никак нельзя.

И принялся разливать чай в кружки.

Федя почти со страхом смотрел на поставленную перед ним кружку. Такой он в жизни своей не видел, даже в магазине.

Вмещала она не меньше литра. Пастухи, желая показать свое уважение к гостю, дали ему самую большую кружку.

Но хозяев не смущали устрашающие размеры их чашек. Со вкусом прихлебывали они почти черный чай с приятной терпкой горчинкой.

Пока остальные пили, Яша срезал с жареного оленьего бедра мякоть, завернул ее в газету и уложил в Федин рюкзак.

- Ничего, ничего! - замахал он рукой в ответ на протесты Феди. - Запас не ноги носят, его брюхо таскает.

Прохор Петрович ополоснул кружку и надел совик. Приподнял его плечами повыше и туго перехватил широкой тасмой с подвешенным к ней ножом с медной отделкой кустарной работы. Совик на груди и спине вздулся громадными горбами. Ноги Прохора Петровича туго обтягивали летние тоборки, сшитые по щиколотку из золотисто-желтой с черными разводами шкуры морского зайца, а выше - из очищенной от шерсти кожи. Надежно просмоленные, они хорошо предохраняли ноги от сырости.

На глазах у Феди крепкая, подтянутая фигура Прохора Петровича неузнаваемо изменилась. На раздувшемся совике неестественно маленькой казалась его голова, а ноги странно тонкими, как чужие.

Прохор Петрович стал похож на жителя какой-то другой планеты.

- Некрасиво? - засмеялся он, перехватив удивленный взгляд Феди. - Зато нежарко идти. За пазухой ветерок несу.

Старый Каллуст поднялся от костра и, укладывая кружку в потертый, мешок, сказал Яше:

- Не сбирайся, парень.

- Что так? - удивился Яша. - Я пойду к Дурному месту.

- Ты же говорил…

- Пойду! - настойчиво повторил старый Каллуст, продолжая укладывать в мешок нужные в дорогу припасы.

Все удивленно смотрели на него, не понимая, почему так неожиданно и круто повернул старик.

- Если ты боишься… - осторожно, не желая обидеть его, начал Прохор Петрович.

- Ничего не боюсь, - перебил его старый Каллуст и показал на Яшу: - Что я скажу его матери, когда парень пропадет?

- Оставайся! - сверкнул черными горячими глазами Яша. - И запомни: не собираюсь я пропадать и не пропаду!

- Я иду, - глухо повторил старый Каллуст, не вступая в спор с раскрасневшимся от гнева Яшей.

Упорство старика оказалось непреодолимым. Как ни бились с ним, как ни уговаривали, он твердил свое: «я иду».

Старый Каллуст собрался быстро. Подпоясался потуже тасмой, на которой рядом с ножом висели медвежьи и волчьи зубы - талисманы от болезней поясницы и ног. Но из куваксы старый Каллуст вышел с видом обреченного. Осмотрел он влажными глазами тундру и махнул рукой.

- Да что уж… Пойдем. - И обернулся к бригадиру: - Увидишь сам… Старый Каллуст смерти не боится.

«Ну и помощник! - думал, глядя на него Федя. - Тяжело придется с ним».

Чтобы ускорить затянувшееся тягостное расставанье, он спросил:

- Где же собака?

- Хорошую собаку не надо звать, - ответил старый Каллуст. - Она всегда знает, где хозяин. Не отстанет.

Не прошли они и десяти шагов, как к ним подбежал небольшой мохнатый пес - черный с белым пятном на глазу и широкими сильными лапами. Загнутый крючком хвост его довольно вилял из стороны в сторону.

- Пойдем, Тол, - сказал, обращаясь к собаке, старый Каллуст. - Людей искать будем. Пропали люди. - И добавил несколько слов по-саамски.

Тол посмотрел в мрачное лицо хозяина. Хвост его замер.

- Понимает! - старый Каллуст показал на собаку. - Все понимает. Только разговаривать не научился еще.

Морщинистое обветренное лицо его расплылось в широкой улыбке, словно осветилось солнцем.

Глава восемнадцатая

ИСПЫТАНИЕ

Федя спешил к Семужьей. Занятый своими невеселыми думами, он не заметил, как его спутники, посматривая издали на реку, озабоченно переговаривались по-саамски. И только после того как Яша и Дорофей с полпути повернули обратно к куваксе, Федя обратил внимание на Семужью. Первое, что бросилось ему в глаза: река стала значительно шире и камней на ней виднелось совсем немного.

«Как же я вчера не заметил, что вода поднимается? - беспокойно подумал Федя. - Проглядел! Не попасть бы теперь в новую ловушку».

У берега Прохор Петрович остановился. Всматриваясь в потемневшую и будто набухшую реку, он сокрушенно покачал головой:

- Прибыла Семужка за ночь. Крепко прибыла!

- Переправляться все же надо, - отрывисто бросил Федя. - Можно раздеться и перейти, где помельче…

- Раздеться! - возразил Прохор Петрович. - Два - три дня назад эта вода была в горах снегом или льдом. Погода-то стоит какая! Теплынь!

- Ждать нельзя, - настаивал Федя. - Будем ждать - потеряем людей!

- Ждать мы не станем и людей не потеряем, - успокоил его Прохор Петрович. Он испытующе оглядел широкую, плотную фигуру юноши. - Придется нам перебираться на саамском флоте. Видал его когда-нибудь? Нет? Сейчас поглядишь.

Саамский флот! Федя запомнил из вчерашнего рассказа Прохора Петровича, что на Семужьей лодок и в заводе не бывало, и плота сколотить не из чего. Так что же это за саамский флот?..

- Садись! - прервал его размышления бригадир, опускаясь на прибрежную гальку. - Садись, отдыхай. Сейчас придут наши корабли.

Ждать пришлось довольно долго. Но вот вдалеке послышался невнятный, постепенно приближающийся звук жестяных колокольчиков, напомнивший о коровьих боталах в Подмосковье. Федя приподнялся, и увидел медленно двигающиеся к берегу две оленьи упряжки.

Яша и Дорофей приехали на нартах, тяжело груженных сухим хворостом.

- Видал наши корабли? - спросил Прохор Петрович. - На них надо держаться покрепче.

- Удержусь, - хмуро обронил Федя, плохо еще представляя себе, как можно переправиться через реку на оленях.

Пастухи сбросили четыре плотные вязанки хвороста-сушняка и принялись крепить их по обеим сторонам нарт.

Пока они готовились к переправе, Прохор Петрович привязал свой заплечный мешок и Федин рюкзак к передку нарт.