- Полно кричать, - хмуро остановил его Прохор Петрович. - Нету здесь твоего Петьки.

Федя уже и сам понял, мальчуган пропал. Но после того, как об этом прямо и грубовато сказал Прохор Петрович, еще острее охватило юношу обидное ощущение своей беспомощности.

Они отошли от обрыва. Присоединились к державшемуся в стороне от моря старому Каллусту. Говорить никому не хотелось. Да и о чем говорить? Каждый понимал: оборвалась последняя ниточка, за которую они держались в своих поисках. Хотелось спросить: «Что делать дальше?» Но задать этот простой вопрос никто не решался, опасаясь, как бы у него не спросили то же самое.

- Никуда мы с берега не пойдем! - с необычной горячностью воскликнул Прохор Петрович, хотя никто и не предлагал уходить отсюда. - Они здесь. И Петька здесь! Возможно, спугнул его кто. Забежал паренек…

Перебил его Тол. Нетерпеливо помахивая хвостом, он негромко залаял, подзывая хозяина к водорослям.

Первым подоспел к нему Федя. Еще издали увидел он в вялой зелени водорослей… знакомую большую пуговицу с дамского пальто.

- Петькина! - радостно воскликнул Федя. - Он вышел к морю!

- Вышел к морю? - задумчиво повторил Прохор Петрович, осматривая пуговицу. - А дальше что?

Федя молчал, глядя в холодное мрачное море.

Безмолвно следивший за ними издали старый Каллуст на этот раз не выдержал.

- Много людей ушло к Дурному Месту!.. - медленно произнес он. - Никто не вернулся обратно. И тела их не отдал Чан Рушла. Следа не оставил.

- Какой тебе еще след нужен? - Прохор Петрович, еле сдерживая раздражение, показал ему пуговицу. - А это что? Не след?

Старый Каллуст рассудил по-своему.

- Зачем черту пуговица? Ему люди нужны. Живые! - Он подумал и мрачно добавил: - Если б люди пропадали тут от зверя - оставались бы ружья. Что-нибудь да нашли бы от них. Хоть тряпку какую. Но никто и ничего не находил от людей, которые пропали на Дурном Берегу. Ничего!

Взгляд его остановился на собаке. Она внимательно обнюхивала пуговицу, лежащую на ладони Прохора Петровича.

- Пе, Тол! - приказал Каллуст. - Пе, мун пенно! [7]

Пес крутнул тяжелым мохнатым хвостом и, низко опустив голову, пошел по площадке. Тол сделал большой круг, вернулся к морю и остановился на краю обрыва. Острые уши его поднялись, шерсть на затылке вздыбилась. Тол стоял напряженный, с поднятой передней лапой, готовый броситься. Но на кого? Кого мог он видеть в море, застывшем в величественном ночном покое? Почему собаку с такой силой тянуло к одному и тому же месту на обрыве?..

Федя с трудом сдерживал себя. Хотелось обругать последними словами море и холодный безмолвный камень. Должна же быть разгадка проклятой тайны! Не могли ведь шесть человек исчезнуть бесследно, подобно растаявшей снежинке?

На плечо юноши легла знакомая плотная рука.

- Надо отдохнуть, - прервал тягостное молчание Прохор Петрович. - Сколько уже мы на ногах? - Он достал из кармана часы. - С пяти утра. А сейчас… Второй час ночи! Многовато.

Никто не поддержал его и не возразил. Подавленные неудачей, они неторопливо вернулись к березовой рощице. Выбрали на опушке поросшее мхом место. Молча поели холодной оленины. Все так же молча легли спать.

Сторожили маленький лагерь и вели наблюдение за берегом по очереди, сменяясь каждые два часа.

Тол свернулся в пушистый комок и чутко дремал с приоткрытыми глазами. Время от времени он срывался с места, выбегал из зарослей и замирал с поднятой передней лапой, всматриваясь вдаль.

…На этот раз Федя проснулся сам. Молча наблюдал он за бодрствующим старым Каллустом и собакой, пока не поднялся Прохор Петрович.

Бригадир заметил: Федя быстро встал и вопросительно посмотрел на него:

- Будем искать, - коротко ответил Прохор Петрович на невысказанный вопрос юноши. - Опять пустим собаку. Пускай поищет по берегу. Не могли же люди пропасть-бесследно!

- А пуговица? - спросил Федя. - Петькина пуговица. Разве не след?

- Если один след ничего не дает, надо искать другой, - возразил Прохор Петрович. - Другой не поможет, третий найдем. Обязательно найдем.

И он заговорил по-саамски со старым Каллустом.

- Хорошо, - безразлично согласился тот. - Пойдем.

И показал собаке рукой вдоль берега:

- Пе, Тол!

Пес опустил голову и пошел по берегу охотничьим поиском - широкими зигзагами.

- Ооуз! [8] - отрывисто подгонял собаку старый Каллуст. - Ооуз, Тол!

Скала-часовой осталась позади. Исчезла из виду и площадка, где оборвался след пропавших. Дальше двигаться было бессмысленно. Свернули в глубь берега. Поднялись на гребень и вершиной его направились обратно. Недалеко от знакомой складки, спускающейся к морю. Тол взял след. Бойко потянул он к взморью, к знакомой площадке… и снова остановился на краю обрыва, на том же самом месте, и залаял на воду, оглядываясь на стоящих за ним людей.

Пока они отдыхали и осматривали берег, море сильно отступило от площадки. Под оголенным обрывом вода открыла неширокий выступ. Свисающие с него длинные тонкие водоросли, словно зеленые русалочьи волосы, мягко шевелились на мелкой пологой волне.

Федя измерил глазами расстояние до выступа под обрывом. Потом сбросил с плеч рюкзак, уперся посохом в выступ и спрыгнул вниз. Осторожно ступая по покрытому водорослями камню, он сделал несколько шагов.

- Прохор Петрович!

Первым откликнулся на взволнованный голос юноши Тол. Пес опередил Прохора Петровича и спрыгнул к Феде. Принюхиваясь к незнакомым, резким морским запахам, собака растерянно посматривала на Федю, будто хотела спросить: что делать дальше? За ней спустился на выступ и Прохор Петрович. Всмотрелся в сторону, куда нетерпеливо показывал Федя. В тени, падающей от нависшего над морем утеса, он не сразу заметил открытое отливом широкое, похожее на щель с приподнятым углом, устье грота.

«Там он или не там, но проверить надо, - подумал Прохор Петрович. - Это наша последняя надежда».

- Пойдем, - сказал он Феде.

Не успели они сделать и двух шагов, как безучастно наблюдавший за поисками старый Каллуст с неожиданной для его возраста легкостью спустился на выступ и оказался между Прохором Петровичем и входом в грот.

- Ам лушт! [9] - крикнул он, не замечая, как у него в русскую речь все чаще врываются саамские слова. - Куда?.. Куда вы идете? Разве тем, кто уже пропал, легче станет, если и вы пропадете? Не радуйте Чана Рушла. Смотрите! Он смеется.

Резким движением руки старый пастух показал на щель под утесом. Обросшая шевелящимися по легкой зыби водорослями, она действительно походила на скривившийся в злобной усмешке бородатый рот.

- Отойди, старик! - хмуро сказал Прохор Петрович. - Отойди и не мешай нам. По-хорошему прошу.

- Ам вульг! - В голосе старого Каллуста прозвучало отчаяние. - Эвдес ам лушт! [10]

- Оставайся. Мы пойдем без тебя.

- Убейте меня!..

- Никто тебя убивать не станет, - с трудом сдерживая раздражение, ответил Прохор Петрович. - Но в пещеру мы пойдем. Если надо будет… силой пройдем.

Вялого, нерешительного старика словно подменили. На него не действовали ни решительный тон Прохора Петровича, ни мрачные взгляды Феди.

- Мальчик пропал, - продолжал он, не уступая дороги. Вчера ты видел его. Живым видел, веселым. Больше его нет. Не станет и вас - молодых, сильных. Мун пэрно! Родэхейль! [11] Как я могу пустить вас туда? На гибель пустить…

- Уходи! - резко оборвал его Прохор Петрович. - По-хорошему прошу - уйди.

Старый Каллуст не шелохнулся. В напряженно застывшей фигуре старика чувствовалась отчаянная решимость - спасти стоящих перед ним людей, не считаясь ни с чем, спасти пускай даже ценой собственной жизни.

Прохор Петрович шагнул к Каллусту, не спуская с него жесткого, неподвижного взгляда…